«Все мне позволительно, но не все полезно» – такое наставление можно встретить в Первом послании апостола Павла к Коринфянам, гл. 6, ст. 12. Мы, которым Господь даровал свободу воли, можем делать все, что посчитаем нужным, но Священное Писание подсказывает нам, какие мысли, слова и поступки не являются полезными. Всякое "неполезное деяние" называется грехом.
Опасность греха заключается, помимо всего прочего, в том, что он деформирует человека. Если перед тем, как первый раз обмануть ближнего, человек относится к такого рода греху серьезно и после его совершения может мучиться угрызениями совести, то после второго, третьего раза врать становится проще. Грех затягивает, человеку уже кажется, что нет ничего плохого в обмане, что это мелочь, да и вообще не имеет значения. Постепенно угрызения совести умолкают, а сердце человека черствеет.
Поэтому очень опасно переступать черту совершения греха, наивно полагая, что от одного раза ничего страшного не случится. Обманувшему или убившему однажды гораздо проще сделать это еще раз.
Чтобы не переступать черту, христианин должен придерживаться принципов, основанных на Божьих заповедях. Так, например, одним из мотивов (но не единственным и не основным), побудивших Родиона Раскольникова к убийству (Ф. М. Достоевский, "Преступление и наказание"), был мотив альтруистический – избавить мир от "зловредной, гадкой воши".
Главный герой имел, казалось бы, благие намерения, но действовал путем преступления и нарушения заповеди "Не убий", посчитав, что имеет право распоряжаться чужой жизнью. Но, преступив черту, он буквально заболевает, как физически, так и душевно. Его настигают тревога, спутанность сознания и даже бредовые состояния. Душевные муки становятся столь невыносимыми, что даже подталкивают его к мыслям о смерти:
«Я, может быть, очень был бы рад умереть?»… «Да, чтоб избежать этого стыда, я и хотел утопиться».
В душе Раскольникова постепенно происходит трансформация, которую очень емко описывает публицист и богослов Виктор Аксючиц, говоря, что душа героя, из-за невозможности вынести нравственных мук преступления, переходит в новое состояние, в котором считает убийство чем-то естественным. При этом, угрызений совести герой уже не испытывает, поскольку прежние чувства в нем оказываются подавлены.
Таким образом, Раскольников своим преступлением убивает себя:
«Разве я старушонку убил? Я себя убил».
Он понимает, что пути назад нет, черта переступлена, а потому начинает чувствовать свое отдаление от человечества: «Ему показалось, что он как будто ножницами отрезал себя сам от всех и всего в эту минуту». Преступив черту и совершив убийство, он понимает, что он, убийца, уже не может считаться частью человеческого.
Несмотря на душевные муки от содеянного, ему хватает наглости дерзко заявлять знакомым: «А что, если это я старуху и Лизавету убил?». Состояние Раскольникова в этой ситуации Достоевский описывает как дикое истерическое ощущение с частью нестерпимого наслаждения.
Мы видим, что хотя героя и настигают невыносимые муки, при этом, раскаяния за преступление он не испытывает. Он, считая, что всего лишь убил гадкую и зловредную вошь, все равно ощущает последствия своего греха. Его душа страдает от совершения античеловеческого преступления; и пусть бесовской рационализм не позволяет Раскольникову покаяться еще полтора года после убийства, все человеческое, что есть в нем, бунтует против греха, погружая душу в нестерпимые муки.
Анализируя вышесказанное, можно сказать, что грех, несомненно, разрушает душу человека – даже в том случае, когда он сам не понимает, в чем его вина. Человек может обмануться и принять зло за добро, но душа, как часть нематериального мира, в этом не обманывается. Но следует сказать, что порой греховное действие может пойти на пользу – как, например, ложь, которая в определенный момент может стать спасительной.