На смертном одре мужчине явились трое, уговаривая совершить его последний грех. Спас крест и он к тому же выжил.
– Явились мне трое, которые стали искушать на смертном одре, чтобы совершил я свой последний грех. Искушение было сильное… Курение было моим самым большим грехом по жизни. Подо мной рыли землю, пытались запугать, но меня спас нательный крест…
В рукописях афонского сборника замечательных происшествий имеется интересная запись.
Послушник Русского Пантелеимонова монастыря на Святом Афоне Николай, в миру служивший унтер-офицером в 4-м резервном батальоне Камчатского пехотного полка, рассказывает:
«В 1858 году батальон наш расположен был на квартирах Казанской губернии в городе Чебоксары. Случилось мне по воле Божией заболеть и отправиться в батальонную больницу; за две недели до болезни моей я дал обет пред Богом более не употреблять курения табаку, к которому я так был привержен, что едва-едва только мог отстать.
Болезнь день ото дня становилась сильнее и сильнее, и до того уже, что служители больничные стали ожидать кончины моей: дыхание мое остановилось почти, было очень тяжелое, и весь я уже охолодел, руки и ноги остались у меня без всякого владения, и начало меня вытягивать, глазам остался самый малый свет, и то разный, а не как бы настоящий. И когда видел я себя при последних минутах сей временной жизни, благодатию Божию пришло мне на мысль: как же это я умираю без всякого напутствия истинной христианской должности? Не думая уже о том, чтобы я мог исповедаться, но мысленно говорил: хотя бы догадались служители попросить священника для необходимого приобщения, в котором состоит вся наша жизнь!
Но, к сожалению моему, никто из них не догадался, отчего я часто перебираю губами, но уже без всякого слуху. Это единственное мое было желание — удостоиться принять Святых Христовых Таин, и, к удивлению моему, еще я мог от сей душевной скорби довольно прослезиться, когда привел себе на память то, что я умираю хуже всякого грешника.
Через несколько минут окончательно у меня отнялось все, и даже последнее рассуждение, которое могло еще рассуждать доброе и худое, а перед этим я едва мог только услышать от служителей:
«Надобно бы нам разыскать восковую свечу, которая зажигается и ставится пред каждым умирающим», — и с тем засуетились.
Как вдруг тут же немедленно видится мне, входят ко мне в комнату три молодца, одетые во фраки и как бы в пуховых шляпах: у одного из них в руках трубка с довольно длинным чубуком, у другого — дорогой вышитый кисет полный, набит хорошим табаком, а третий, как бы начальствующий над ними, опирается на гибкую тросточку; и в таком виде подошли ко мне и встали близко у кровати моей. И обращается ко мне опиравшийся на тросточку:
— Знаешь ли ты, что еще жив, и если ты желаешь еще пожить на свете, то покури сего хорошего табаку от моих собратьев, а коли покуришь, то будешь еще долго жить.
А я, не подавая им и малейшего повода заметить явившийся у меня тогда испуг, отвечаю им смело:
— Жить или умереть, не от вас зависит, а курить я вовсе не намерен.
Они отвечают:
— Как же не от нас? А вот попробуй, покури-ка — и сейчас же оживешь, — и поднесли мне под нос развязанный и открытый кисет с табаком, говоря:
— Смотри, один запах что стоит!
Я в ответ им:
— Не искушайте меня, я вам говорил, что не намерен более употреблять курения табаку.
А он опять говорит:
— А если так, — относясь к своим двоим, — то копайте пропасть, в которой он должен получить последний конец своей жизни.
И вдруг по приказанию его подпустили какую-то машину, которая и начала так сильно копать и выкидывать землю, что в самое короткое время показалась такая пропасть, в которую ужасно было посмотреть, и можно было полагать, что какая-то бесконечная. И во время копания останавливал их начальствующий бес, покушаясь соблазнить меня:
— А что покурить? — и обращаясь опять ко мне: — Видишь ли сию пропасть? Она готовится для кончины твоей жизни.
И тут я немного смутился духом, впал было в отчаяние, рассуждая в себе: я умираю без всякого напутствования, да не дай Бог, что если еще, к несчастию моему, не окажется на мне креста, который всякий христианин непременно должен носить на шее своей, — и тут же стал приводить себе на память, мысленно рассуждая: когда я умирал, был ли у меня на шее крест? И благодатию Божиею я вспомнил: да, есть у меня на шее небольшой серебряный крестик, и тут я возрадовался духом, рассуждая: итак, они ничего не могут мне сделать, сила креста их не допустит. Как тут слышу тот же знакомый голос:
— А что, покуришь?
Я в ответ:
— Нет, и не подумаю.
— Подкапывайте под кровать его, да провалится с нею и полетит в сию бездну.
И опять слышу — только не боюсь, надеюсь, что крест, который я ношу на шее моей, не допустит меня упасть в сию бездну…
Они говорят:
— Мы не боимся твоего креста.
Я говорю:
— Я более уповаю на него, чем устрашаюсь вашей пропасти.
Он:
— Копайте, и поскорее, посмотрим, как он не боится, в одно мгновение полетит. Видишь: две ножки уже над бездной…
– Я вижу, только не боюсь, ибо на мне есть крест, который меня сохранит.
Они:
— Посмотрим!
Итак, вся кровать со мною уже на воздухе, а я все-таки не падаю в сию мнимую пропасть… И с тем ушли от меня, посрамленные.
Минут через пять, не более, вижу: опять входят ко мне три человека, два — с теми же курительными припасами и так же одеты, а третий — росту низкого, горбатый, а голова как большой котел, на плечах же у него большой громадный дуб, вырванный совсем с корнем. Взявши его за вершину, корнем вверх, подходят ко мне и говорят мне:
— Ты от меньших моих не покурил, так покури от нас.
И говорю:
— Я им несколько раз повторял, что курить я не намерен, вы еще что хотите?
И говорят:
— Они не могли тебя умертвить, а я если только не покуришь, то сим же видимым тобою дубом сейчас же умертвлю тебя.
Я им в ответ:
— Вы такие же дьяволы, как и те; крест, который находится у меня на шее, так же сохранит меня от вас, как и от тех.
Они говорят:
— Мы гораздо сильнее их.
Я в ответ:
— А крест мой сильнее вас всех.
Они:
— Покури, а то будешь каяться!
— Не покурю! Напрасен труд ваш!
Потом он очень громко крикнул мне:
— Берегись! — а своим: — Прочь в сторону, чтобы вас не задеть.
Скоро отшедши к порогу комнаты, которая показалась мне очень длинною, поднявши сколько мог дуб вверх и подбежавши ко мне, с размаху хотел было ударить меня, дабы окончательно предать смерти, но еще, покушаясь, как бы удержался и спросил меня снова:
— А что, покуришь?
Я отвечал:
— Нет, не покурю.
Он говорит:
— Ах! Жаль, что плохо замахнулся, — и опять еще громче закричал: — Берегись, ударю, — с сильным ветром и шумом подбежал ко мне и со всего размаху опу- стил на меня дуб свой.
И тут же я так сильно испугался, что стал показывать признаки жизни, служители стали брызгать на меня водой, до сего же были они в недоумении, не знали, каким меня считать: умершим вполне нельзя было думать, так как у меня было еще заметно маленькое дыхание, и живым тоже еще более не было надежды. И так надолго оставались в недоумении, а со мною все происходило в это время, как видите, сие вражее искушение.»
Вот почему так важно исповедовать свои грехи, не откладывая на потом. Мужчине было дано время еще от Господа, чтобы он стал послушником в монастыре и исправился. Но не с каждым такое происходит. Вспомним слова Господа: "бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна (Мф. 26.41)"
Слава Богу за все!
Другие публикации канала
Умершая невестка явилась во сне и рассказала, как тяжко ей на том свете, при этом дала совет, как помочь усопшимМонах стал свидетелем прохождения мытарств: от наказания блудников до блаженства раскаявшихся грешников (откровение)Как я бриллиантовые серьги в церковь носила, чтобы муж пить бросил: мне отказывали, но Серафим Саровский принял их и случилось чудо!Женщина была 3 суток на том свете, где видела Бога, который передал послание. И ей был показан ад (Барнаульское чудо)
